Кишечные заболевания. Эпидситуация после подрыва Каховской ГЭС, интервью с Ольгой Анатольевной Голубовской. Опции

[Ия]

В интервью главному редактору издания "ГОРДОН" Алесе Бацман украинский врач-инфекционист, доктор медицинских наук, профессор Ольга Голубовская спрогнозировала, как будет развиваться эпидситуация после подрыва Каховской ГЭС. По ее словам, пострадавшим территориям грозят вспышки инфекционных заболеваний, которые будут происходить последовательно: от острых кишечных до болезней, передающихся через укусы комаров. Также профессор дала рекомендации, что делать жителям этих регионов, чтобы уберечься от болезней, рассказала о симптомах и раннем диагностировании холеры, о том, "победила" ли война в Украине коронавирус, говорила об украинской медицине и рассказала о беспрецедентной эпидемии кори, прошедшей в стране.

Ниже приводится текстовая версия интервью.

[Ия]

– Ольга Анатольевна, здравствуйте.

– Здравствуйте.

– ...... подорвали Каховскую дамбу и разрушили Каховскую гидроэлектростанцию. Вот я у вас хочу спросить как у доктора медицинских наук, профессора, заслуженного врача Украины и ведущего украинского инфекциониста: что это на практике означает для всех украинцев?

– Ну, это очень масштабная экологическая катастрофа на несколько лет. Это территория, не приспособленная для жизни в будущем, в течение нескольких лет. Это нарушение, насколько я понимаю, многих и логистических вопросов, и многих вопросов, связанных с течением водоемов и так далее. Ну, и конечно же, все сейчас больше всего говорят про вспышки инфекционных болезней. Есть даже такой термин waterborne disease, то есть инфекционные заболевания, передающиеся через воду. Ну, конечно же, не только это.

Мы все понимаем, это все вот эти мазуты, все масла, все токсические вещества, все то, что там было в районах боевых действий, – все это, конечно же, тоже представляет определенную опасность. И вообще, да, понятие food poisoning есть – пищевые отравления. Они не только про инфекционные болезни, хотя большая часть этих инфекционных болезней – это отравление теми токсическими веществами, которые содержатся в продуктах питания из-за того, что напитываются из почвы. И такими, которые в природе не встречаются, не должны быть. Потому что есть токсические вещества, которые сами в продуктах есть. Соланин, например, в картофеле, всем известный. И поэтому, к сожалению, конечно же, будет у нас достаточно сложное положение, особенно – для людей в тех регионах, спасателей всех и всех служб, которые заняты ликвидацией этой трагедии.

– Ну, произошло не только затопление, не только люди погибли. Огромное количество людей.

– Да.

– Мы сейчас даже не знаем до конца масштабы. Но и размыло могильники, размыло свалки, размыло какие-то мусорники, в том числе и токсичных отходов. Размыло кладбища. Что самое опасное?

– Сколько могильников размыло, кладбища, трупы животных плавают в огромном количестве, мы с вами видим: приплывают [трупы] крупного рогатого скота в том числе. Ну, естественно, что мы ожидаем в том числе и вспышек инфекционных болезней. Вспышки будут последовательные. Сначала будут заболевания, которые имеют более короткий инкубационный так называемый период. Это заболевания в основном острые кишечные, вызванные разными-разными возбудителями, например, той же кишечной палочкой. А это достаточно неприятный возбудитель. Вызвал тяжелейшую, если кто-то помнит, в 2011 году в Европе вспышку. Интерогеморрагическая кишечная палочка. Там тоже много было погибших.

Энтеровирусы, энтеровирусные заболевания... и дальше будут болезни, которые имеют более длительный инкубационный период. Такие, как вирусные гепатиты А и Е. Гепатит Е у нас есть, вопреки мнению, что это только где-то в южных странах. Он у нас есть. И у нас были когда трагедии местного масштаба, например в Харькове в свое время, – то были у нас пациенты с подтвержденным этим диагнозом, но подтверждали не у нас в стране: у нас не было диагностикумов. Подтверждали из Германии. Поэтому есть эти гепатиты. Они имеют более длительный инкубационный период: у гепатита А – аж до 45 дней. Представляете? То есть это через несколько месяцев может все начаться.

Дальше будут вспышки заболеваний, которые в том числе могут передаваться и через укусы насекомых: комарами, естественно. Например, такая болезнь, как лихорадка Западного Нила, потому что у нас есть около 20 эпидемиологических очагов этого заболевания. И вообще это заболевание встречается. Оно плохо диагностируется, но оно встречается на нашей территории. А это – то заболевание, которое с 2015-го где-то по 2017 год вызвало трагическую вспышку во всей Европе.

Вообще этот возбудитель адаптировался к новым условиям существования. Само его название – лихорадка Западного Нила – очерчивает его естественное место обитания. Больше его длительное время нигде не было. И была первая трагическая такая вспышка в конце 90-х – начале 2000-х годов – произошла в Нью-Йорке.

Там была целая детективная история, как мэр Нью-Йорка [Рудольф] Джулиани тогда ходил... и как они просто расследовали, потому что не могли понять: все погибают, все умирают... Я эту даже описала историю у себя в Facebook, потому что она просто, ну, для хорошего детектива такого сделана. Просто там очень интересная история – сейчас не буду на ней останавливаться.

И вот тогда расшифровали (не с первого раза), и это был первый случай обнаружения этого заболевания на другом континенте. А сейчас оно распространилось по всей Европе за счет хозяйственной деятельности человека и адаптации переносчиков. Например, вот эти вот комары, которые находятся в кладбище автошин... Кладбища – да? – в Европе все знают. Кладбища машин. Я думаю, что сейчас половина этих кладбищ у нас ездит. Понятно, по каким причинам, к сожалению. Но вот в этих вот шинах вот эти комары приспособились жить в том числе и передавать разные инфекционные заболевания.

Поэтому комплексные мероприятия по противодействию, распространению должны включать в себя в том числе применение препаратов, инсектицидов всяких для того, чтобы размножение при вот этих вот переносчиках... Влиять на переносчиков. Думаю, будет такое заболевание, как и лептоспироз, в том числе.

[Ия]

– Ольга Анатольевна, а вы сказали про эту лихорадку Западного Нила – да?..

– Да.

– А какие симптомы? И это смертельное заболевание? Оно лечится?

– Оно тяжелое. Оно плохо лечится, потому что там нет этиотропной терапии. К сожалению, мы сейчас с вами живем глобально в эру эволюции и адаптации микроорганизмов. Так называемая эра. К чему эта эволюция и адаптация привела? Были отчеты на международном уровне очень интересные, в 2005 году опубликованные. На пороге тысячелетия нового.

Это связано с глобальными процессами: и потепление, и народонаселение... Потому что... что такое народонаселение? Человек внедряется в те экосистемы, в которые он раньше не внедрялся. А в этих экосистемах живут же какие-то микробы, живут какие-то возбудители. Они сразу же находят себе новое такое место обитания в виде и нашего организма тоже. Приспосабливаются к передаче, применению антибиотиков, программам вакцинации. Короче, все это привело к тому, что мы живем глобально в эру вирусных инфекций. Это самое неприятное, потому что если против бактерий есть антибиотики, хотя проблема антибиотикорезистентности просто колоссальная, и сейчас она просто настолько актуальная, что уже дальше просто некуда... Нам надо с этим что-то делать, и срочно.

– Мы давайте скажем простыми словами: на людей не действуют антибиотики. Вот применяют пациентам...

– Да. Да-да-да.

– А оно не действует, организм человека не реагирует.

– Да. Дело же в том, что это не банальные какие-то процессы, когда люди в домашних амбулаторных условиях болеют, а речь идет о серьезных состояниях: когда у человека стоят какие-то оперативные вмешательства. Вот сейчас у нас сколько людей требуют оперативного вмешательства: наши военные и так далее. Это колоссальная, конечно, проблема. Но помимо антибиотикорезистентности мы получили сдвиг возбудителей в сторону вирусных инфекций. И наблюдается их нездоровая активность.

Ну, вы видите пандемии столетия, в котором мы живем, пандемии последних лет: пандемия гриппа 2009 года, пандемия коронавируса – они были вирусного характера.

Очень неприятные вспышки таких вроде бы не очень агрессивных болезней... Вот, например, сейчас во Франции энтеровирусные заболевания. Вот гепатит А – он относится тоже к энтеровирусам. Они же так и называются: энтеро – энтерит. То есть кишечная группа инфекций. Так вот сейчас во Франции энтеровирусные заболевания приобрели новый подвид энтеровирусов, которые вызывают тяжелейшие, смертельные, септические процессы у детей.

То есть нездоровая такая активность, мы не можем на нее повлиять, мы не понимаем, где что берется, откуда оно возникает. Поэтому в данной ситуации нужна слаженная работа всех служб. Мы остановить уже не можем. Почему мы не сможем полностью остановить? И надо это понимать.

– Остановить что?

– Распространение инфекционных болезней в очагах там. Потому это и называется катастрофой. Почему это катастрофа? Потому что, во-первых, масштабность поражения. Во-вторых, быстрота поражения. В-третьих, нарушение всех логистических связей, дефицит ресурсов всех абсолютно. Все это приводит к тому, что просто нереально будет, например, добраться до какого-то региона... Эти же очаги не будут спрашивать, инфекционные болезни границ не имеют: они здесь возникли – и распространяются где угодно. Поэтому это катастрофа.

Вот когда был коронавирус, то всем же было понятно: когда идет такой вертикальный рост заболевания, мы же его тоже не можем остановить никак. Ну как мы его можем остановить? Никак. Поэтому здесь надо минимизировать риски, да, и самое главное – обеспечить в этих районах, которые страдают от этого... людей обеспечить элементарными вещами... и прежде всего – для жизни нормальной. Я имею в виду, конечно, питьевую воду, безопасную воду. Это ключевое – безопасная вода.

Потому что вы же видите и слышите, и я вижу и читаю тоже: мир же сейчас открытый, информацию можно найти... Есть регионы, где нет света. Ну понятно: какое кипячение? Конечно, воду можно кипятить – и все.

Я уже приводила пример. Интересный исторический факт – [во время] строительства пирамид в Египте фараоны что делали? Не было вспышек холеры: везде была, а там не было. А что они сделали? Две вещи. Пили все кипяченую воду безопасную и каждый день переодевали одежду. Все: никаких вспышек не было... Представляете, в то время, когда эти пандемии, эпидемии были очень распространены. Так и здесь.

Ну а если нет? Вот если человеку негде прокипятить эту воду? И та вода, которая вокруг него, – ею ни убирать нельзя – ничего. Поэтому надо снабдить дезинфицирующими растворами. Выделить, наверное... Ну, здесь целая система: здесь нужно, чтобы и МЧС работало, и Министерство здравоохранения, и все остальные министерства тоже слаженно работали.

Прежде всего надо выяснить, какие территории наиболее пострадавшие, и вывезти людей с этих территорий. Видите, что творится? Люди не хотят уезжать с этих территорий: "Вот умрем – значит, умрем". Сидят... Я просто в ужасе: эти многоэтажки, подтопленные до третьего этажа – сидят там наверху... Как будет, так и будет. Вы представляете? Я помню, когда-то в Киеве... Вы помните? Где-то в 2013 году – или каком там? Был снегопад.

– Да, страшный.

– Помните. Я тогда впечатлилась. Вот что бы казалось? Что такое бедствие – да? – стихийное? За два дня был полный коллапс: ни еды в магазинах нет, ни хлеба купить нельзя, ни вермишели, потому что все раскуплено – подвоза нет никакого. Мусор тут же остался – никто мусор этот не вывозит.

А что такое невыбрасывание мусора? Особенно сейчас: жара. Это грызуны и все сопровождающие болезни, которые грызуны могут переносить. Поэтому людям в селах босиком нельзя ходить, пить воду из колодцев открытых нельзя. Вот воду надо...

[Ия]

– Ну, вот я хочу... Да, давайте, раз вы уже подошли к этому, давайте сразу спрошу: что нужно делать по вашей рекомендации вот в бытовой жизни людям, которые оказались в зоне этого экоцида,...? Что им нужно делать, чтобы постараться не заболеть?

– Вот я еще раз говорю: людям надо пить безопасную воду. Это прежде всего. Потому что вода – это жизнь. Время... и вода сейчас сходит, время уходит, и как-то логистика будет улучшаться. Несколько дней, недель надо просто постараться выжить и не заболеть какими-то инфекциями. Но вот если у человека нет возможности пить безопасную воду?.. Ну нет у него. Такое же может быть, да? Вот какой-то регион, где нет этой возможности. Таких людей нужно разыскивать и передавать наборы, которые будут содержать в том числе и таблетки для обеззараживания воды...

Я вот вчера даже буквально прочитала, что вроде бы министр иностранных дел говорил, что международные институты предоставили нам в достаточном количестве – в большом количестве – эти таблетки. Только надо с инструкцией... Потому что люди находятся в состоянии стресса, глобального стресса. Причем мы уже давно все с вами находимся в состоянии стресса. И, наверное, каждый на себе это испытывает. Правда же?

Ну что там говорить? Не буду я это говорить: все мы с вами в одинаковых плюс-минус условиях, за исключением тех, кто в зоне активных боевых действий и экологической катастрофы. И это не может не накладывать отпечаток на нормальное функционирование. А люди, которые потеряли все? Вы понимаете, им жить не хочется вообще. И то им надо, чтобы хоть что-то было написано на бумажке, чтобы они прочитали и сделали так, как там написано. А не так: мы вам рассказали – и пошли, а они потом что хотят, то и делают с этими таблетками.

– Пить безопасную воду – раз.

– Это основное. Водный путь передачи – он самый масштабный, он самый легкий и самый главный в данной ситуации. Естественно, если есть возможность термически обрабатывать, вся еда должна быть термически обработана. Вся еда. Никаких яиц сырых, никаких... Никакой ловли рыбы вот этой полудохлой, дохлой рыбы. Надо понимать, что человек сам решает за себя свою судьбу. Ну, человек должен какую-то иметь гражданскую позицию, он должен понимать, что он может быть источником инфекции для всех остальных. Если таких источников инфекции много – тогда еще труднее локализовать этот процесс.

Особенно если возвращаться к рыбе, вот эту рыбу, которая всплывает сейчас, она полудохлая... Понимаете, если у людей не будет еды, то они ее будут есть. У нас люди – я просто в шоке.

Я когда вижу это побережье Одессы и мне звонят одесситы и говорят: "Вы не представляете: у нас купаются люди". Понимаете? Идут и купаются в этом всем. Поэтому вот эту рыбу – ее нельзя... Во-первых, в рыбе может быть очень много разных токсических веществ... Даже не бактериальных инфекций, а токсических веществ.

Особенно если ее чуть присолил, эту рыбку – и съел – этого нельзя делать, потому что, конечно же, ботулизм. Мы боимся, что будут вспышки ботулизма. Но это возможно только тогда, когда... Ну, во-первых, информационная кампания должна быть. Если у людей нечего будет есть, то они будут есть то, что у них находится под рукой. И мы с этим ничего сделать не сможем.

– Ольга Анатольевна, я читаю вот сообщения свежие Госэкоинспекции нашей. Они говорят о том, что в Херсонской области выявили уже холеру .... И также нашли кишечную палочку. И в это же время они говорят о том, что на пляжах Одесской области выявили ротавирус, сальмонеллу и астровирус.

– Астровирус. Да-да.

– Да. И, естественно, они сообщают о том, что к воде вообще лучше не подходить.

– Да. Холера... Это же агломерация холерная, старая. Да? У нас же еще пандемия холеры не закончилась с 60-х годов. Она периодически возникает. Нам казалось, что это где-то очень далеко. Но несколько лет назад в Йемене... Это далеко, когда нет никаких катастроф. А когда катастрофа, это все возникает очень быстро. Вот война в Йемене – вот в эти несколько лет – привела к огромной вспышке холеры, с высокой летальностью. Холера – это заболевание... Я хочу, чтобы все поняли: мало того, что оно регламентируется международными медико-санитарными правилами, то есть отслеживает весь мир, где вспышки холеры, она имеет значение для международного распространения... Это очень тяжелое, быстро распространяющееся, смертельное заболевание, которое требует огромных ресурсов. Огромнейших ресурсов. А ресурсы ограничены в такой катастрофе. Мы же видели уже при COVID генеральную репетицию, мы уже прошли, что не хватало ни персонала, ничего. Это же с неба тоже не падает, все это надо учитывать.

Это обнаружили, я так понимаю, где-то в воде, обнаружили где-то в почве... И это понятно. Как же их могли не обнаружить? Все смылось. Все выгребные ямы... У нас, если вы помните, несколько лет назад было локальное повреждение в Бортничах вот этих систем водопроводных – канализационная вода попала в водопроводную систему – там была вспышка гепатита А очень серьезная. Естественно, конечно же, оно все и будет.

Вот поэтому и с людьми [нужно] проводить беседы, эвакуировать их, службы чтобы работали. А главное – чтобы людей обеспечивали всем необходимым, потому что они остались в том, в чем были. Вы же видели. В чем спали, в том и остались. Даже тапочек нет. Ну так естественно, ни еды, ни воды, ни сил жить нет у людей вообще.

– Ольга Анатольевна, кроме непосредственно зоны этой эко-катастрофы, какие еще области Украины находятся сегодня в зоне опасности? Что я имею в виду? Вот в том числе то, что та же рыба, о которой вы говорили, те же фрукты, какие-то овощи, которые будут собираться на территории, где вот сейчас эта зона бедствия, – они тоже легко могут, наверное, оказаться на рынках Киева, еще каких-то других городов. И что людям: не только киевлянам, то есть давайте обозначим, – на ваш взгляд, что людям тогда делать просто в обычной жизни, когда они покупают: приходят в магазин или на рынки?

– Да, вы знаете, вообще безопасность пищевых продуктов – это одна из основополагающих безопасности вообще всего мира. Вот вы знаете, даже сегодня на слуху у всех вот эта вот африканская чума свиней. Да? Как только в какой-то стране начинается – сразу многие страны просто запрещают ввоз мяса на свою территорию. Термически обработанного, не обработанного... Забирают бутерброды у людей на границе, оставляют... Причем не просто, а запаковывают и выбрасывают. Так просто нельзя выбросить пойти. Надо запаковать это соответствующим образом. Правильно, потому что это все колоссальных стоит денег: если что-то распространяется. Так и здесь.

Что людям можно посоветовать? Из тех регионов, где прекрасная земля, где все очень хорошо растет, где много солнца и откуда мы все ждали чего-то такого вкусненького, сейчас желательно не покупать это все. Но мы же с вами этого не отследим. Кто вам скажет? Привезли из Молдовы, еще откуда-то... Поэтому принцип один и тот же.

Я... вот лично тоже не знаю. Очень надеюсь, что будут работать специалисты, которые разбираются вот этих руслах водоемов, куда что впадает и какие территории могут быть заражены именно через водный путь передачи. Потому что естественно, что на любую территорию Украины может быть завоз каких-то небезопасных продуктов, в том числе и рыбных. Которые могут быть небезопасны в том числе и за счет токсических веществ.

Здесь что можно посоветовать? Самое главное – это термически обрабатывать всю пищу и пить безопасную воду. И всем людям, по всей Украине. А вот уже здесь должно работать государство, чтобы отслеживать, что попадаетна рынки.

– Но если из Чернобыльской зоны всегда все продавалось – ну, тут...

– Я понимаю. То есть вы хотите сказать, что если государство не может выполнять нормально своих функций, тогда у нас с вами остается один выход. Я всегда это говорила, и при COVID... Почему я поддерживаю всегда информационные кампании с журналистами? Вы нам помогаете. Нужно образовывать население, чтобы оно знало, чем и как оно может заразиться.

Сейчас все начнет подсыхать: лето и так далее. Вы представляете: скотомогильники разрушены, трупов животных, крупного рогатого скота много. Выжившие животные начнут поедать эту траву, будут заражаться сибирской язвой. А люди потом будут заражаться от этих животных. Поэтому надо усилить и над этим надзор, контроль.

Вот я вспоминая опять лихорадку Западного Нила... Там была интересная ситуация: когда не знали, откуда что возникло вообще, люди начали умирать массово... Вы спросили, какая клиника лихорадки Западного Нила, я не ответила: температура, головная боль может быть и поражение центральной нервной системы, менингиты она вызывает. 15 процентов летальности в Европе было, кстати, от этой болезни. И вот люди умирают – никто не знает, что такое. Начали расследовать. И что заметили? Очень много было комаров вот на тот момент: нереально много комаров.

[Ия]

– Получается, лихорадка – через укус комара?

– Да-да-да. И вот тогда они просто эмпирически, не зная, с чем они борются, решили: "Давайте бороться с комарами: наверное, они что-то там делают". Поливали, даже рыбок запускали в канализации, которые поедают личинки комаров. Очень интересно. Понимаете? А потом уже вот так вот они постепенно, постепенно вышли... Так я к тому, что нужно следить за этим, говорить, что если больное животное, немедленно обращаться к ветеринарным службам. И ветеринарные службы, возможно, в тех регионах должны более активно проверять эти все вещи.

– Вакцинироваться дополнительно и от каких болезней нужно или нет?

– Да. Здесь вакцинация, например, от гепатита А. К сожалению, насколько мне известно... у меня нет данных, что у нас есть вакцины от холеры и от тифо-паратифозных заболеваний. Потому что тифо-паратифозные заболевания – тоже как кишечная инфекция. Брюшной тиф, как кишечная инфекция передается. Это сальмонеллезная группа. Вот возбудитель брюшного тифа – сальмонелла тифа абдоминалис. Вот эта сальмонелла, которая, мы привыкли, [вызывает] сальмонеллез. Вот они вызывают такие заболевания тифо-паратифозными. Кишечная горячка – так называют комплекс этих заболеваний в англоязычной литературе. Ну, у нас нет.

От чего еще можно вакцинироваться? И в принципе, у нас есть возможность, я думаю, хоть какая-то. Это от гепатита А вакцинировать детей. Потому что дети будут болеть. Большинство взрослых имеют антитела к этому вирусу, а дети не имеют, это детская инфекция. Поэтому если дети будут массово болеть, они будут двигателем, распространяющим заболевание. Потому что эти стрессовые все ситуации – они же сопровождаются еще и снижением иммунитета. И поэтому защита наша от многих болезней, которые у нас циркулируют в виде защитных антител, – она может проседать временно. А огромная масса возбудителя предполагает возможность: повышенную возможность – инфицироваться большей дозой возбудителя. И тогда идет прорыв иммунитета, и человек – и взрослый тоже – может заболеть. Я же повторяю: в Бортничах – там же вообще по сравнению с этой не то что не катастрофа, а это вообще ничто – и то была вспышка в Киеве какая!

– Ольга Анатольевна, даже не хочу об этом думать, но тем не менее... . Вот сейчас мы уже знаем, что в зоне опасности Запорожская атомная станция. И наше ГУР уже не единожды об этом говорило. А это атомная катастрофа.

– Самая большая в Европе. Самая большая в Европе атомная станция. Да? Ну что я могу сказать? Мы здесь вот с вами так точно ничего не сделаем. Рекомендации должны быть для населения. Я, кстати, в своем Facebоok писала. Если вы помните, обстрелы Запорожской станции были еще в апреле прошлого года. Я просто села и написала: есть рекомендации, как минимизировать по крайней мере воздействие этой радиации. Есть там целый ряд рекомендаций. И нужно, чтобы население знало.

Многие говорят, что уже так устали от всего, "нагнетаете", "вот вы нагнетаете вот этими все". Но мы же нагнетаем для чего? Для того, чтобы минимизировать риски – вот и все. От кишечных инфекций... Ну, трудно очень как бы себя полностью профилактировать, если ты находишься конкретно в очаге, нет ни света, ни воды, ни еды – ничего. Люди – понимаете, они умирать от жажды не будут. Они будут пить ту воду, которая находится у них под боком. Есть целый ряд рекомендаций, чем можно обеззаразить воду. Да даже перекисью водорода, потом отстаивать.

Опять-таки, я в Facebook писала. Но это не я должна... Вернее, то, что я написала, – ничего в этом страшного нет. Но должны быть системные от государства... Помните, раньше памятки для населения? Вот и все. Кому-то это может показаться элементарным, но многие люди этого не знают. Понимаете?

Вот рыбой вы уже... Если вы хотите, опять-таки, термически обрабатывать, не покупайте сейчас вот эту соленую рыбу, потому что ботулизм требует специфического лечения, которого не будет в таком количестве. Поэтому только термически обработанную рыбу. А те же регионы – вы же знаете, как они любят рыбку.

[Ия]

– Конечно.

– И все. И на такие симптомы надо обращать внимание. Вот холера – да? Чем холера отличается от всех остальных кишечных инфекций? Вот очень важно.

– Чем?

– Подавляющее большинство кишечных инфекций и любых других инфекционных заболеваний сопровождаются повышением температуры тела. Это инфекционный процесс. Если температура тела, это чаще всего в медицине инфекционный процесс. Может быть иммунный – какой угодно, – но чаще всего инфекционный. А кишечные инфекции часто сопровождаются болями в животе. Это все знают. Диарейный синдром, боли в животе, рвота и так далее.

Так вот холера – она не сопровождается повышением температуры тела от слова "совершенно". Это заболевание тяжелейшее. Такое заболевание протекает с нормальной температурой тела, а если быстро обезвоживание развивается – даже с субнормальной температурой тела. И болей в животе никаких нет. Потому что действие вот этого токсина – холерогена – оно не основывается на поражении стенки кишечника, а основывается только на ферментных там взаимодействиях, которые повышают секрецию воды из нашего сосудистого русла в кишечник. То есть вода из сосудистого русла уходит и выходит.

Поэтому если у человека вдруг на ровном месте возникла рвота без тошноты, без ничего: вот – раз! – и рвота возникла... И эти больные с холерой – их даже когда смотрим, мы не садимся рядом, а садимся как-то так, чтобы, если начнется рвота, чтобы это на доктора не попало, потому что нет практически предшествующей тошноты. И огромное количество рвотных масс. И потом называется диарейный синдром обильнейший, без болей в животе – без ничего... Ну, даже студенты все знают, какой рисовый отвар. И все. Почему нужно понимать о таких заболеваниях, которые имеют международное значение, в плане международного распространения? Потому что нам очень важно выявлять первые признаки заболевания. Поэтому задача врача, вот наша ответственность перед врачами... Мы читаем лекции, вы знаете, – наша ассоциация, кстати, с момента начала военных действий семинар провела для всех семейных врачей, где обо всех этих болезнях, о которых мы сейчас рассуждаем, говорили. Ну, понятно, что надо повторять, учить, тем более сейчас. Нормативные документы в стране надо делать.

А вот ответственность людей – это вовремя обратиться. Потому что локализовать очаг можно, когда первые случаи болезни. Когда уже горит огонь – как с COVID было: что там можно было сделать? Я когда-то сказала у Савика [Шустера], когда выступала против этой оголтелой вакцинации в период вертикального роста на вокзале. Я говорю: "Что делать? Сейчас делать только одно: лечить, укреплять стационары, противовирусные препараты". Раннее лечение тогда уже было. И мы больше ничего сделать не сможем.

– Ольга Анатольевна, кстати, о COVID хочу у вас спросить. Дело в том, что в Украине люди уже шутить начали: говорят, война победила коронавирус в Украине. Такая горькая шутка, знаете.

– Да, война не победила коронавирус, но война "победила" эту трагедию. Победила вот эти вот ограничительные мероприятия, связанные с COVID. Это да. Ничего она не победила. У нас коронавирусная омикроновая волна была такая, что коллапс в наших стационарах был точно такой, как при британском штамме, при штамме "Дельта". В наших стационарах.

Другое дело – что летальность от "Омикрона" действительно упала на 90%. И поэтому количество COVID-стационаров было закрыто – было меньше. Потому что перепрофилировали все: и офтальмологию, и хирургию. Вы же знаете, что два года люди не могли просто прийти по своим болезням и планово прооперироваться. И экстренно еще надо было найти и делать.

В США... Кстати, США – самая пострадавшая страна от пандемии. Самая высокая летальность из всех развитых стран. И вот эта омикроновая волна у них была хуже, чем дельта по количеству смертей. Но я еще раз говорю: за счет количества людей. Потому что омикроном болели все: те, кто переболел, те, кто вакцинировался. За счет огромного количества людей как бы летальность упала, а смертность была очень высокая. Смертность – это на количество населения. Например, на 100 тысяч населения. Летальность – это от самой болезни летальность. Вот такие показатели. А вот что касается локдаунов, QR-кодов этих – да, тут уже все ездят себе спокойно, никто никого не трогает, слава богу.

– Ольга Анатольевна, скажите: в связи с широкомасштабной войной, которая с 24 февраля идет в Украине, риски каких заболеваний, инфекционных в том числе, для нас возросли? И видите ли вы как инфекционист и как один из лучших украинских докторов опасность?

– Все то, что мы с вами только что обсудили, имеет значение для всех нас. Другое дело – что для всех нас это могут быть не такие массовые случаи по сравнению с наиболее пострадавшими регионами. Потому что есть же рост инфекционных некоторых заболеваний в районе, где военные действия. Это все понятно. Но они более локальные, они нас сильно не касаются.

А что еще дополнительно к этому? Это увеличение количества так называемых гемоконтактных гепатитов. Здесь мы говорили про гепатиты как кишечные инфекции, а гемоконтактные – это те, которые передаются через кровь. Все гемоконтактные инфекции. Это и ВИЧ, и особенно гепатит В, и гепатит С. Потому что огромное количество нужно переливать крови. Тестировать кровь в таком огромном количестве практически невозможно. Ну это нигде невозможно, ни в каких странах – понимаете? На все эти возбудители. Может, там и делают тестирование, но если делают антитела, серологическое окно – понятно, до вот этих обнаружений антител там до полугода при некоторых. Например, при гепатите С.

А кровь бывает нужна очень срочно – правда же? Вот прямо сейчас нужна кровь – и все. И тут уже выбирать нечего. Даже если будет гепатит – будут лечить, значит, гепатит. Надо, чтобы сейчас человек не умер, это же понятно. Поэтому будет в том числе и рост гемоконтактных этих гепатитов.Тоже есть вакцинация. Поэтому я считаю, что все люди, которые идут в районы этих боевых действий, должны быть вакцинированы. По крайней мере от гепатитов – это точно. Это надо делать.

– Ольга Анатольевна, опять же, в связи с такой широкомасштабной войной украинская медицина, конечно, тоже столкнулась с такими вызовами, которые неизвестны... Да я не знаю! В мире – не знаю, каким докторам это известно. Потому что взять хотя бы даже ту же хирургию, полевую медицину – реально наши сегодня врачи творят чудеса.

И мне рассказывают о том, что западные коллеги из ведущих медицинских стран приезжают учиться и смотреть. С точки зрения этого – как война поменяла нашу медицину, наших докторов? .... И это ведь может дать такой толчок для медицинского туризма. И какие это сферы?

– Самое главное, что еще произошло в этой страшной ситуации... Мне это очень даже больно говорить, потому что... Вы понимаете, все равно все люди понимают все, когда пропускают что-то через себя. Что бы ты ни говорил, человек все равно еще в голове перекрутит по-своему все – и сделает неправильные выводы. Вот когда тебя коснулось, сразу все стало на места, сразу все вспомнили, кто что говорил.

Но я сколько раз говорила, что у нас хорошая система здравоохранения... Что вы нам навязываете? Вы понимаете, что мы страна хронических эпидемий, начиная с 90-х годов? У нас дифтерия беспрецедентная! Откройте сайт ВОЗ – там только про нашу дифтерию и написано. Бесконечные эпидемии кори – по последней мы в тройку лидеров вошли. Когда нам говорили: "Адаптируйте учебники западных авторов..." Вы понимаете, вот мы ничего... Мы даже учебник не можем свой написать. Нам надо обязательно что-то там адаптировать. Меня это вообще очень – ну я не знаю... Кто нам навязывает комплекс такой неполноценности?

Вы меня извините. Известный профессор, которого я уважаю, автор учебника известного – ну прекрасный у него учебник, хороший! Но про корь у него один абзац, потому что он кори в жизни своей не видел. Вообще никогда не видел кори! Вот и все. Что он мне может рассказать про нашу корь, которая была беспрецедентная?

У нас корь была, кстати, с такими выводами – вы себе не представляете! Я лекции читаю. Я была в шоке! Когда открывала учебники наших учителей 30-х годов, у меня был просто шок. У нас были у взрослых такие осложнения, которые были у детей в довакцинальную эру. Это в мире не описаны такие случаи. То есть все знают: от кори умирают, от энцефалитов. Нет, в эту корь умирали от пневмонии взрослые люди, как дети в довакцинальную эру. Поэтому не надо нам рассказывать про наши системы здравоохранения. Вы сначала, пожалуйста, придумайте, сделайте что-то так, чтобы у нас не было повальных эпидемий. Потому что инфекционная болезнь – это показатель развития социального общества. Что-то не так, раз такие эпидемии. А потом нам навязывайте медицину, суть которой – чисто деньги.

Потому что когда сейчас рассказывают, что настоящая медицина... Уже на зомбо-тренингах – у меня другого слова нет. Настоящая медицина врачей, молодых особенно, – это онкология, трансплантология. Я не против. Боже, я только за. Это высокотехнологичное. Слушайте, Беларусь – в двадцатку лидеров мировых вошла по трансплантологии. Мы туда отправляли до войны своих людей. Мы что, у себя не можем развивать? Конечно, это надо развивать.

Но это не единственная медицина. Потому что медицина должна – высший пилотаж – иметь профилактическое направление. Например, человек должен вовремя выявить у себя гепатит С. Для этого доктора грамотные должны быть. Вовремя его пролечить – и тогда через 20 лет ему не надо будет делать трансплантацию. Не надо вот этих перегибов. Медицина – это не только про деньги должно быть. И про людей она тоже должна быть.

И извините, по COVID мы... Благодаря тому, что у нас коек гораздо больше, чем в Америке, мы прошли по сравнению с развитыми странами – это уже кто бы что ни говорил, но это абсолютно, – совсем ее неплохо. И проходили в период этой реформы, разрухи – вообще непонятно чего.

Поэтому нужна как-то золотая середина. И мы должны делать все для украинцев: для жителей своей страны. Это не такие большие деньги. Ну да, немножечко денег надо. Но вертикали СС у нас как не было, так и нет. Ну вот нет. Не было ее. Вот люди там ходят, какие-то санитарные врачи, а вертикали нет. А как может быть вертикаль? Это же биобезопасность. Ну вот как? Вертикаль должна быть в системе биобезопасности?

[Ия]

– Сейчас это вообще будет задача номер один: эпидемии.

– В СБУ должна быть децентрализация, как вы думаете? Давайте децентрализуем СБУ. И каждый будет... Вы помните, как у нас не могли из Уханя забрать людей? Помните? Почему? Потому что головы сельсоветов запрещали это делать. Люди были подогреты, рыли окопы. И они главному государственному санитарному врачу: "Голова сельсовета запрещает забрать людей из какого-то региона".

Ну слушайте, так это же биобезопасность! А если будут новые глобальные вызовы? Будут. Вы помните, об этой пандемии нас предупреждали в 18-м году? Говорили, что будет пандемия. Вы знаете, это мы с вами говорили. Я открыто говорила: зачем же вы разрушаете СС? Читайте хотя бы их. Все, пережили пандемию, считайте. Пандемия, кстати, не закончилась. Это просто как бы закончилась чрезвычайная ситуация, связанная с пандемией. Пандемия не закончилась еще.

И в 21-м году опять на Всемирной ассамблее здравоохранения было заявлено, что мир ждет новая пандемия, еще более тяжелая. То, что она будет, – это сто процентов. Ну так давайте делать выводы. Делаем выводы, с кем мы боремся.

– Ольга Анатольевна, пожалуйста, – вот мы уже финалимся – скажите что-то хорошее! Потому что у нас такая программа сегодня получилась...

– Ну а какая может получиться программа, когда катастрофа? Мы же с вами про катастрофу рассказываем. Поэтому здесь не может быть такого чего-то. Но я – вы знаете, я всегда говорила и говорю, что вот что будет... Я вам скажу, вне зависимости от работы государства и его качества работы... Потому что в государственных институциях разных должны работать грамотные люди. Если там, извините меня, маловато грамотных людей, они по крайней мере должны иметь мозги обращаться к специалистам. В принципе, вы знаете, что по COVID у нас очень хорошие отношения с СНБО... И СНБО в этом плане проделал очень большую работу... Что связано с медициной, они нас слышат. Здесь я вообще им очень благодарна. Ничего как бы не могу сказать.

Но будет в любом случае так, что на местах все вытянут на себе наши доктора "плохие, ужасные"... Надо реформировать – помните Супрун? – медицину, потому что "некачественные врачи" у нас. Вот показали качество врачей. Пусть идут реформировать медицину в США. У них самая пострадавшая страна. Пусть идут и ее реформируют, а мы поможем. Мы поможем им немножко. Вытянем все и поможем. То, что мы можем друг другу помогать... И волонтеры, и все сделают свое дело.

Просто людям, находящимся в этом ужасе, потерявшим все, нужно... Мы все понимаем, что мы в состоянии войны. Каждый из нас может погибнуть. Каждый из нас, ложась спать, может не проснуться. Прилетит что-то, еще что-то. Ну как можно жить? Это тяжело. А люди уже остались без ничего. Но надо понимать, что и это пройдет. Жизнь у человека одна. За жизнь надо бороться. А мы все вместе будем помогать. Смотрите, уже собачек, уже котов люди забирают. Уже все-таки, я думаю, мы научились помогать друг другу. Поэтому выйдем, выдержим. Самое главное – это сохранить жизни наших людей, конечно. Самый большой капитал страны – это люди.

– Ольга Анатольевна, спасибо вам большое. Спасибо и за то, что вы сегодня рассказали, и вообще за то, что вы делаете. И конечно, очень важно... Очень важно получать вовремя профессиональную, качественную, профессиональную информацию. И собственно говоря, ориентироваться на нее для того, чтобы даже самому себя обезопасить от важнейших и опаснейших сегодня болезней и тех вирусов, которые подстерегают. Спасибо вам еще раз.

– Спасибо вам. Спасибо. Всех благ!

– Спасибо вам. И до новых встреч.

– Берегите себя тоже.

Пруф