Индийский бабий ашрам, зачем туда едут, я постараюсь ответить Рейтинг Опции

[Kalindidevi]

Оговорюсь сразу, я не уверена, что мне удастся донести свои эмоции до тех, кого интересует ответ на этот вопрос.

Если я скажу, что мы все в поиске самого разного рода, и иногда этот поиск может завести нас в бабий ашрам, я мало что скажу. Понятно, мы ищем духовный опыт. И возможно, каждый прыгает в этот опыт из личного ада в надежде спастись от страданий и находя новые страдания.

Стоит ли новый опыт этих страданий? Я для себя уже ответила, что да. И поэтому стала писать рассказы.

Внизу я выложу 2 рассказа, которые, как мне кажется, могут заключать в себе ответ. И я бы хотела услышать комментарии по теме, если можно.

Золото Ранги деви

Роса искрилась на траве, а из белого тумана, из молочной пены, медленно поднималось тяжелое солнце, алое, точно ртуть. Тишина влажного утра томилась в ожидании дня.
Босоножки, натянутые на шерстяные носки. Индийский декабрь. Я рассматривала себя со стороны. Дареное пенджаби пахло Рангой деви и словно обнимало меня ее добрыми руками. Пенджаби было из хлопка, с вышитыми цветочными узорами, фисташковые шаровары плавно ниспадали с чресел, и чадар послушно прикрывал грудь. В благодарность Ранге я твердо решила стать самой смиренной и самой примерной брахмачарини из тех, что видел Говардхан.
Этим утром Айс сказала нам:
- Ваша духовная жизнь зависит от сукрити, запаса благочестия из прошлых жизней. Сукрити – это «духовные деньги». Благочестивый человек с хорошей кармой получает возможность развиваться духовно. Сукрити можно заработать служением вайшнавам, поэтому сегодня вы отправитесь на Манаси-Гангу, весь день вы будете распространять книги вашего Гуру среди индусов. Никто из вас не знает хинди, и вы будете разговаривать с индусами на английском, но Ранга деви все же сейчас научит вас нескольким фразам на хинди...
- Мень Гуру жи ка сева карти хун, - по слогам произнесла Ранга деви и мы записали эту строчку в свои блокноты...

***

С Рангой деви мы познакомились очень просто. Я шла по коридору и плакала. Для плакания у меня один мотив – это любовь. Ее наличие или ее отсутствие, не суть. Так вот, я стояла в коридоре гестхауза, отвернувшись к стене с умывальником, и плакала совершенно без звука. Как будто бы мыла руки, включила воду, а в это время слезы по лицу, смывая тушь черными ручьями - кап-кап-кап в умывальник. И вот стою я с этой включенной водой и тихо рыдаю. И вдруг чувствую, кто-то нежно обнимает меня за шею, и голос над ухом шепчет:
- Никогда не чувствуй себя беспомощной, слышишь? Пожалуйста, перестань плакать.
Я оборачиваюсь – лицо индийской женщины, и по лицу тоже ручьями текут слезы. Мы обнялись и вместе разрыдались навзрыт.
- А ты почему плачешь? – всхлипывая, спросила я ее.
- Из-за тебя, ты плачешь, и я плачу, - ответила она.
Мы расцеловались и познакомились.
Ранга приехала в Индию из Америки, ее муж занимается там золотым бизнесом, а Ранга ему помогала. У нее четверо детей, и муж со скрипом ненадолго отпустил ее пожить в индуистском храме.
Мы все время улыбалсь друг другу, и, когда она смотрела на меня, мне казалось, кто-то гладит меня по голове. Так я обрела свою индийскую маму. Я готова была делать что угодно, только бы вместе с Рангой деви. Лет сорока пяти, невысокая, ладная, и кажется всегда, что во всем она соглашается с тобой, взглядом влажных черных глаз, тихим голосом и белоснежной улыбкой - и от этого сердце наполняется уютным покоем и домашним теплом. О Бхагаван! Да Ранга - просто героиня бесконечных индийских сериалов про замуж, молчаливая, смиренная, сияющая неиссякаемым благочестием и целомудрием идеальная жена, Рукмини, Сита деви.... но похожа скорее на итальянку, потому что такую светлую кожу не встретишь у бенгальских бабенок, подвяленных безжалостным солнцем на рисовых полях. Пенджаби на ней всегда были простые, но видно, что не дешевые. Она незаметно появлялась рядом и незаметно исчезала. Где бы и когда я не встречала ее, она всегда что-то делала, исполняла чью-то просьбу, что-то для кого-то. 24 часа в сутки. Но была в ее облике еще какая-то неуловимая странность... и я не находила ей имени... Ранга держала мое сердце в своих теплых ладонях, а я делала все, о чем она меня просила, получая в награду ее тихую улыбку.

День Ранги деви начинался в 4 утра. Она принимаала душ, одевалась и бежала в кухню гэстхауза. Эта небольшая кухня служила нам и столовой и храмовой комнатой и местом для лекций и посиделок. Слева была плита, и все причендалы для приготовления пиши, в углу располагался небольшой алтарь с божествами, которых каждое утро будили, умывали, кормили, для которых зажигали благовония и лампады и подносили свежие цветы.

- Надо вымыть пол, - сообщала Ранга, - да-да, вот так причеши челку и свои раскошные волосы... Ты красивая! И улыбка у тебя красивая. В юности я тоже была очень улыбчивой и симпатичной. У меня была красивая улыбка, и я нравилась мужчинам. Потом меня выдали замуж...

Я красила губы и разглядывала в зеркало свою красу. Ранга стояла у меня за спиной и улыбалась так, словно прощала. На меня многие косились, появись я с накрашеными губами, а некоторые одергивали: «Калинди, это же монастырь!» Но Ранга прощала. И из-за этого ее прощения и любви я снисходительно, а порой и с энтузиазмом принимала все ее поучения, которые часто казались мне наивными, как и сама Ранга, простодушная, простая, как Радха-кунда. Что ж, у каждого из нас есть вкус к определенному сорту людей. Что до меня, так я очень люблю простодушных.

- Крась губы для Бхагавана, Калинди. И не выходи замуж, это не сделает тебя счастливой, это ошибка, Калинди. Только сначала это кажется счастьем, а потом все они - твой муж, дети, работа - тебе будет казаться, что они сосут из тебя кровь, а ты лишь вянешь и ничего не получаешь взамен.

Я стояла рядом и путалась в своем 3-метровом сари.

- Если ты хочешь мне помочь, одежда на тебе должна быть простая и только что выстиранная. Потому что у алтаря ты должна быть в новой одежде. Твое вчерашнее сари не подойдет. Вот, на, примерь это...
Ранга протянула мне фисташковое пенджаби, вышитое шелковыми нитками и бисером.
- Ну это же твое пенджаби...
- А я совсем его не ношу. И потом, оно мне не идет. Оно мне слишком длинное. А тебе в самый раз, ты высокая, посмотри!
И Ранга снова развернула меня к зеркалу.
- Нет, Ранга, мне неудобно брать твои вещи..
- Калинди, я правда не ношу, и мне придется это выкинуть, если ты не возьмешь, - она улыбнулась и в сторону отвела глаза.
Я надела пенджаби, и мы отправились в кухню. Я вытряхивала пыль с постеленных на полу одеял и подушек, Ранга деви мыла пол...

Вот в кухню спускаются со своих этажей девченки.. Манжари ударяет в мриндангу, Кришна-валлабха начинает звонко петь.. гаятри, лекция, завтрак.. и снова Ранга деви, она стирает сари Айс и всех ее служанок.
«Калинди, ты поможешь мне их выжать и повесить?» - спрашивает она, и мы отправляемся на крышу. Мы поднимаемся по ступенькам без перилл, и вместе с нами поднимается солнце.
Через полчаса это зимнее индийское солнце белые сари Айс выжигает так, что они не висят, а стоят колом - мы ломаем прямые широкие полотна и укладываем в правильную стопку .
- Вы вместе - хорошая команда, - улыбалается Айс, когда мы заносим к ней в комнату стопку белья, и тут же спращивает: вы можете помыть все двери в Гэстхаузе?
Четырехэтажный гестхауз.. о мама... Мне совершенно неинтересно мыть двери, но я готова на все, чтобы быть с Рангой, я отправляюсь и мыть двери.
- Калинди, мы моем двери молча, а ты так чудесно поешь.. я слышала, - смеясь, перебивает меня Ранга, - спой, Калинди, вот этот бхаджан, «Камала дала джала дживана тала мала»!
И я пою: «Ни дети, ни богатство, ни юность, ни жены, ни дети - ничто не приносит счастья. Эта жизнь подобна капле росы, дрожащей на лепеске лотоса, каждое мгновенье она может сорваться и упасть вниз...»
Мой звонкий припев эхом гуляет по всем четырем этажам, а по щекам Ранги рекой текут слезы, она хочет подпеть мне, но захлебывается в слезах. Я не выдерживаю, бросаю тряпку, - Ранга, ну не плачь, ну пожалуйста.
- Я не буду, не буду, - улыбаясь, плачет Ранга, - ты только пой дальше.
Я испуганно смотрю на нее. Две черные дуги - ее брови и арабский длинный нос, а глаза Ранги деви - теплые, черные, блестящие, две шалаграм-шилы, омытые слезами.
- Ранга, Ранга, - я целую ее, пытаясь успокоить, - не плачь!
- Я уже не плачу. Мы должны служить Бхагавану, каждое мгновение, мы должны служить своему духовному учителю. Мы должны служить Айс.
- Да, да, Ранга, не плачь,- испуганно обнимая ее, я пытаюсь ее успокоить.
И Ранга умолкает.
- Калинди, - вдруг говорит она, прерывая это молчание, - Айс очень любит тебя, я очень тебя прошу, порадуй ее, слушайся ее, Калинди. Сейчас ты помогаешь мне, но твое служение не в этом. Калинди, ты поможешь ей расписать храм. И ты должна проповедовать, Калинди.

***

Январский холод жег мне руки, и я натянула перчатки. Холодное солнце поднималось все выше. Во дворе стояла широкая деревянная тачка с погруженными на нее коробками книг. Индийский мальчишка, тот самый, что по вечерам приносил нам молоко, таскал и складывал новые книги. Мы отправлялись на Манаси Гангу продавать духовную литературу и приглашать индусов в матх.

- Мень Гуру жи ка сева карти хун, - по слогам произнесла Ранга деви, - Я служу своему духовному учителю. Повтори!
- Мень Гуру джи ка...сева.. карти...
- Хун, - дополнила она.
- Хун, - согласилась я.

Сундари Манжари, сверкнув сережкой в носу, с рупором в руке гордо смотрела вдаль.
«Через 5 минут мы начнем», - сказала она, - «Все собрались?»

И поднеся к лицу рупор, она выдохнула в него свою прану и запела на хинди:

«Мои братья и сестры, повторяйте святые имена Хари! Вы растрачиваете свою жизнь в плену иллюзии, в океане материальных радостей и страданий поднимаясь на поверхность и опускаясь на самое дно. Поймите лишь, что вы - слуги Бхагавана, и от звука святых имен ваше тело затрепещет в духовном экстазе, а слезы любви ручьями польются из глаз!»

И наша процесиия из 15 женщин в разноцветных сари и чадарах, под гулкие удары мринданги и тонкий звон каратал качнулась вперед по пыльной дороге.

Пахло старой заношенной одеждой и печеными пончиками голгопами, которые торговцы доставали из стекляннах «аквариумов» и накладывали желающим в тарелочки из прессованных банановых листьев. Торговец проламывал в хрустяем пончике стенку и заполнял его острой приправой из точеного картофеля, перемешанного с овощами, чили и коричневым соусом, напоминающим соевый. Вокруг продавца толпились индусы. Они закидывали в рот голгопы и рассматривали нас с головы до пят остановившимся взглядом городских коров, праздно слоняющихся по улицам.

Мы свернули за угол, и перед нами простерлась дорога на Говардхан. По одну ее сторону высилась стена из кактусов и колючих кустов, и из которых там и сям торчали наглые обезьяньи морды. Наметанным глазом они отслеживали кульки с орехами или бананами в руках прохожих. По другую сторону дороги в нескончаемый ряд сидели нищие с металлическими тарелками для подаяний. Их нищета была картинно натуралистичной. Растрепанные волосы и разорванная, серая от заношенности и пыли одежда. Нищие сидели на корточках и мирно лапотали друг с другом на хинди. Как только из-за угла показывался толстый и богатый индус, они слеталсь стаей, окружали его, ныли и совали ему под свои железные подносы.

Наша процессия плыла вперед по дороге, оглашая их киртаном о смысле бренной жизни, о любви к Бхагавану и вздымая подолами сари вековую пыль святой Дхамы:
- О Бхагаван, из жизни в жизнь я рождаюсь и умираю - иногда человек, иногда животное, иногда птица, червь или насекомое. Но, кем бы я ни родился, позволь мне помнить о Тебе...

Молодая, но уже беззубая женщина прижимала годовалого ребенка к свой впалой груди и жалобно мыча, протягивала прохожим пустую ладонь. Маленкая босая девочка у храма с напудренным голубой пудрой лицом и подведенными каджалом глазами, одетая в золотое парчовое платье, украшенное для пущей убедительности елочной мишурой..Она изображала божество, держала в руке павлиньи перья и мерзла. Худошавые студенты в синих свитерах и брюках, они с горящим глазом подходили постоять рядом с нашими белыми телами и опробовать на нас свой хинглиш.

- Мы служим своему духовому учителю и продаем его книги. Пожалуйста, купите эти книги. Это очень хорошие книги, они приносят счастье...

Студенты с умными лицами листали Бхагавад-гиту, с любопытсвом смотрели нам в глаза и ухмылялись.

Худой, согбенный бабаджи с камандалой в одной руке и палкй от обезъян в другой. Такие худые ноги, что на месте колен - костяные шары. Шафрановая простыня, обернутая вокруг худосочного тела, словно мумифицировавшегося от жары, тряпица, вокруг головы, бамбуковая палка – проверенное веками оружие от назойливых обезьян, четки и камандала (в народе бидон) – вот полный комплект бабы. Жизнь бабы проста как привет. Предайся Бхагавану, и Бхагаван позаботится обо всем остальном.

Баба подошел к нам и взял со стола «Према-сампут» на хинди. Он молча разглядывал обложку. Титульный лист был проиллюстрирован Айс.
Эта книга стоит всего 20 рупий, - хищно улыбаясь бабе, бодро начала я, - это замечательная книга, всего двадцать рупий - это ли цена за бессмертное творение великих ачарьев (опыт работы по привлечению клиентов, будь он неладен, оставил во мне свой неизгладимый след), всего 20 рупий, и ваша жизнь, баба, обретет смысл и исполнится подлиным счастьем.. Только взгляните на это прекрасное издание с глянцевой обложкой..

Баба недоуменно посмотрел мне в глаза, молча взял из моих рук книгу и прижал ее к груди. Его лицо стало умоляющим и скорбным. Жест, которым он, обнимая, прижимал к себе книгу, был наполнен той трепетной нежностью, с какой матери прижимают грудного ребенка, который еще не держит головку. Я, глядя ему в глаза, я забыла, что я хотела сказать. Мне вдруг показалось, баба расплачется и будет безутешен, если я не отдам ему книгу. Конечно отдать, ведь баба нищ..
Я дернула Рангу за рукав:
«Ранга, у бабы нет денег, он хочет эту книгу.»
Ранга, бросив короткий взгляд на бабу, чуть заметно мне кивнула, я в свою очередь кивнула бабе, и баба, обвядя меня растерянным взглядом, все прижимая книгу одной рукой, с камандалой в другой, побрел дальше. Никто не заметил нашей выходки. А мне захотелось поговорить с бабой. Мне хотелось прочесть эту книгу и узнать, отчего он прижимает ее к сердцу, но книга была на хинди, а баба потерялся в толпе...Мое дело было – продавать, и я вновь метнулась в толпу:
- Прабху джи, плиз, пойдем со мной, посмотри, у нее есть интересные книги, она говорит на хинди. Купи у нас книгу, прабху джи, и будет тебе счастье.

Как теленок с перломутровыми глазами, подернутыми поволокой, тучный индус в перстнях пошел на мой голос...

- Калинди, - шепнула мне голландская Яшода, засушенная как кузнечек женщина средних лет, - ты можешь так не стараться, ты с таким же успехом то же самое говори на немецком или даже на русском – они все равно не понимают ни одного твоего слова на английском языке, им нравится твоя мимика, ты так хорошо прыгаешь. Прыгай дальше.

В пестрых сари, звеня ножными колокольчиаами и браслетами на руках, мимо проходила стайка индусок. Они галдели на хинди, одна из них несла на руках малыша с подведенными сурьмой глазами, другая вела мальчика за руку.

-Э, матаджи! Матаджи... – я разбила стаю и оказалась в самом ее центре, - матаджи, плиз кам..Посмотри, матаджи, какие красивые картинки, эта книга сделает тебя счастливой, она изменит твою жизнь! Почитай ее ребенку, сказки на ночь! Матаджи..
Индуска приветливо и печально улынулась и покачала головой .. наи.. наи.. нет.. нет.. Они переглянулись между собой, и, качая головами, прошли мимо.
«Как это странно, еще ни одна индийская женщина за целый день не купила у нас книги.. А мужчины покупают, - подумала я, глядя вслед удаляющейся пестрой стае. Они уходили в закат как «табор уходит в небо» - непонятная грусть разливалась повсюду вместе с золотистым вечерним светом, а солнце обнимало их своими лучами, играя золотом их сережек и браслетов. Золото исступленно сияло и слепило глаза.
«Как все-таки индусы любят и уважают это золото...Золото! На Ранге совсем нет золота, а она ведь индуска! Вот что странно!» - эта мысль меня так поразила, что я чуть не подпрыгнула на месте.
- Ранга, ты говорила, что твой муж занимается золотым бизнесом?
Да, это правда, - тихо ответила она.
- А где же все твое золото, Ранга? – воскликнула я.
- Я не люблю золота, - произнесла она, отводя взгляд.

И от ее ответа у меня словно что-то тяжелое упало внутри. Она так ответила, что спрашивать еще было просто неприлично и неловко. И я вновь кинулась рассекать нескончаемый поток паломников, мотоциклисклистов, враджаваси и белых коров, выхватывать застывшее в прострации лицо и, словно цыганка, уговорами и лаской зазывать их. Я барахталась и плавала в этом потоке из людей, выныривала наружу и причаливала с новым индусом к книжному столику Ранги. Я потерялась во времени и охрипла. Девченки, которые собирались нас подменить после обеда, куда-то запропали, а мы даже не обратили внимания.

Пожилой индус в почтенных сединах, седые волосы из ушей и очки в роговой оправе, покупал несколько книг и отсчитывал деньги Ранге. Подождав, пока он уйдет, я спросила ее:
- Ранга, кажется, мы остались совсем одни, кажется, за нами никто не придет. Наверное, нам с тобой тоже пора домой.
- Я буду стоять здесь для Айс, - спокойно ответила она.
Рангадэви сказала это очень тихо и мягко, но голос ее звучал непреклонно.
- Калинди, - проговорила она после короткой паузы, - я знаю, ты очень устала, возвращайся без меня.
- Нет, - отчаянно воскликнула я, если ты не пойдешь, я буду стоять с тобой, я не уйду без тебя.
- Ранга улыбнулась мне такой милой и благодарной улыбкой, что мое сердце кольнуло от нежности.

Солнце садилось все ниже и наконец скрылось совсем, оставив напрощанье розовое марево в небе. Ранга что-то объясняла на хинди очередному индусу. Проводив индуса, она взглянула на меня и сказала, что теперь уже действительно поздно и пора возвращаться. Мы собрали книги в коробки и погрузили на тележку, а наш рикша, который всеь день околочивался неподалеку, то дремал, то наблюдал за нами – очнулся от дремы и стал разворачивать телегу по направлению к храму.

Харибоол! – поедая меня взглядами и глумливо ухмыляясь, кричали молодые черные индусы.

- Калинди, - прошептала Ранга, - не смотри мужчинам в глаза.
«Эй! Вич кантри? Вич кантри?» - не отставали хиленькие паццанчики в дешевых индийских джинсах.
- Не отвечай им, видишь, они смеются над нами.
«А если дать в зуб тому, кто громче всех смеется? Почему индийские женщины молча терпят все это?» - подумала я, но Ранга, покачав мне головой, прошла мимо них, опустив глаза, и я последовала ее примеру.

Мы возвращались усталые и еле волокли ноги. Лишь только мы переступили порог комнаты, я упала на кровать. На встроенной в стене полке стоял портерет духовного учителя, изображения божеств и фотография Айс. На фотографии Айс сидела на скамейке в каком-то аэропорту. Над ней возвышались дорожные сумки и ее холсты. Айс в бежевом свитере и белом сари поверх свитера ежилась от холода и была похожа на замерзшего воробушка.

- Я пойду помогу Айс, - сказала Ранга, - наградив меня своей жасминной улыбкой, я улыбнулась в ответ...и вырубилась.

Утром голандская Яшода сказала Айс:
- У нас купили так много книг не потому, что кто-то серьезно заинтересовался ими. Мужчин интересовали не книги, они смотрели на Калинди, потому что она молодая, симпатичная, она улыбалась им и разговаривала с ними. Она не должна им улыбаться, если она брахмачарини.
- Только святые личности приходят к Богу с чистыми мотивами. Обычных людей привлекают женщины, деньги и подобные мирские вещи, - невозмутимо ответила Айс.

Я сидела в комнате Ранги. Тихо тикали часы.
- Калинди, я так несчастна, - вдруг промолвила Ранга.
Я взглянула на нее, на глако причесанные черные волосы и влажные черные глаза..
- Но у тебя же все есть. У тебя же есть муж и дети, и ты же любишь их, Ранга, разве нет? И ты богатая, ты живешь в Америке! Вспомни нищих у Манаси-Ганги! У них нет денег даже просто на еду и одежду... Да даже и не нищих - спроси любого индуса - он с радостью променяет свою жизнь на твою. Почему же ты плачешь, Ранга?
Тежелые слезы катились по щекам Ранги и капали на грудь.
- Калинди, я несчастлива. В юности меня выдали замуж за богатого индуса, потом он увез меня в Америку. Ему не нужен мой индийский Бог, он не понимает моих слез. Когда я сплю с ним, он дает мне деньги, а если отказываюсь спать – перестает их давать.
- Но твои дети? Они не хотят вернуться в Индию? Им не интересна твоя религия?
- Нет, совсем нет. Я много раз звала их с собой...Но их интересуют лишь компьютерные игры, дискотеки, интернет..
-Ну они пока только дети..
- Калинди, - выдохнула она - я увидела своего Гуру, я смотрела на него и плакала. Он спросил меня: «Почему ты плачешь?» Я расплакалась еще больше и сказала «Я хочу быть с Вами, пожалуйста, возьмите меня с собой».
- А он? – мое сердце заколотилось от волнения.
Лицо Ранги было мокрым от слез.
- Он сказал «Очень скоро ты будешь со мной»...И каждый год я приезжаю сюда и прошу его забрать меня с собой, разрешить мне уйти в монастырь и заниматься там служением Богу.
- А он?
- А он отвечает, что мое служение - воспитать хороших детей. Но мои дети уже почти совершеннолетние... но я знаю, этот момент скоро прийдет, я знаю, я буду очень терпеливой, я буду делать все, о чем попросят меня вайшнавы, и я оставлю свой дом и наконец приеду сюда навсегда.

***

Айс сидела за мольбертом. Было тихо.

- Айс, через месяц я вынуждена уехать, мне нужно поставить стикер на билет, зафиксировать дату вылета, - сказала я, прислонившись к белой, почти госпитальной стене ее комнаты.

Мои деньги заканчивались, и по моим расчетам я могла позволить себе еще только месяц проживания в храме на Говардхане. Мы жили как группа художников не на территориии самого мужского монастыря, а гестхаузе, доме напротив, и платили менеджеру храма за проживание ежемесячную плату.

- Май завтра едет в Дели, тебе не обязательно ехать самой, просто отдай ей свой билет и паспорт, и она все сделает.
- Айс, вы говорили недавно на лекции про сукрити, духовные деньги, Но скажи на милость, что же делать нищим? – спросила ее я, с трудом преодолевая желание сползти на пол по стене.
- Им надо молиться и плакать, - Айс бросила на меня внимаельный взгляд изподлобья и улыбнулась уголками губ, - молись и плачь. И деньги упадут с неба.
- Я уже помолилась, - ответила я, - И поплакала. Я помолилась и поплакала, а они не упали.
- Иди еще помолись и поплачь.
- Ну, ладно, ок, - недоверчиво взирая на Айс, согласлась я и отправилась в соседнюю комнату, где я жила с Рангой деви.

Ранга лежала на своей кровати, усталая и измученная этим днем. Я уселась на кровати напротив и, устремив взгляд в портрет Гуру, стла тихо молиться и нехотя плакать.

Ранга лежала молча, а потом вдруг обратилась ко мне, и голос ее звучал устало:
- Калинди, завтра я улетаюв Америку. Я не хотела говорить тебе раньше времени. Но мой муж позвонил мне, он хочет видеть меня дома, он очень зол на меня за то, что я осталась здесь.

Это ее признание прозвучало как гром среди ясного неба. Мне казалось, мы неразлучны уже несколько лет. И эти дни, когда мы были вместе, эти вечные натирания полов, дверей, это распространение духовной литературы, стрирка и уборка – вместе с ней я забывала об усталости. Ее любовь согревала меня, вселяла в меня веру и надежду. А теперь появился тупой безотчетный страх.

Я вышла из комнаты Ранги и вернулась в комнату Айс.

- Айс, там Ранга... она плачет..
- Она все время плачет, - спокойно ответила Айс.

Так наступила ночь. И я не помню, как я заснула.

Я знала, что этот день настанет, и когда-нибудь она уедет, оставив меня наедине с американскими девицами, моя Ранга деви. И вот, эта комната, она стала голой, Ранга собирала вещи, она отклеивала постеры со стен, как отрезала кожу.

А что было дальше.. Ранга уехала, а я плакала очень долго.. Айс пыталась меня отвлечь:
- Божества, которые ты расписываешь для мененджера храма, уже готовы, на, посмотри, ты можешь ему их отдать, ему понравится..»
Я сидела на лестнице, мои слезы падали и разбивались о маленькие фигурки из камня у меня в руках. А потом кто-то взял их из моих рук.. Все было как в бреду, и я рыдала, пока не выдохлась и не уснула на кровати Ранги деви. Я помню, что вдруг вскочила на кровати оттого, что Айс вошла в эту комнату .. ее тревожное и внимательное лицо....и я снова упала и провалилась в сон...

Наутро был мутный день. Я села на перила лестницы и поехала на попе. Соскочила на пол, чуть не врезавшись в Май, высокую курчавую служанку Айс.

- О, Калинди, ты-то мне и нужна, нам надо поговоить с тобой..
- О моем билете?
- Да и о билете, но прежде всего об оплате комнаты ближайшие 4 месяца и оплате ...

Май присела рядом на ступеньку, прищурилась и продолжила:

- Ранга была сама не своя, всю ночь она провела в комнате Айс, она рыдала не переставая. Накануне ее отъезда я разбирала вещи Айс и обнаружила в ее вещах золото, цепочки, серьги, кольца, браслеты, целая куча золотых украшений - это целое состояние! Ранга знала, что Айс никогда не возьмет этого от нее, поэтому подложила все это ей незаметно в надежде, что мы не успеем обнаружить этого до ее отъезда. Но я нашла совершенно случайно, Айс сказала мне, чтобы я также незаметно прокралась в вашу комнату и вернула все украшения. И я опять спрятала их в багаже Ранги.

- Так она все свое золото отдала Айс? Она никогда не носила его, удивительно, что ее муж занимается золотым бизнесом..
- Да, - помолчав, сказала Май.

- Что же мне делать, Она заплатила за меня деньги? Мне так стыдно. Мне нечем ей ответить, нечем отплатить, как же мне быть? Я теперь не смогу спокойно спать.
- Успокойся Калинди, воспринимай это как зарплату за твою хорошо выполненную работу. Ведь ты работала у себя в России и получала зарплату. Думай, что это такая зарплата тоже.
Май улыбнулась и обняла меня. И немного успокоившись от этого объятья, я села на перила и поехала вниз.

Айс сидела на газоне в лотосе и читала мантру. Белое на темно-зеленом - как флаг.
Вечер опустился на Говардхан, заливая синевой все краски дня, и сари Айс начинало светиться своей белизной в этой вечерней синеве.
Айс, - обратилась я к ней.
Что? - лукаво улыбнулась мне Айс.
- Айс, ты знаешь, что Ранга...
Айс заулыбалась шире..
- Да, она заплатила за тебя.
- Она сама не смогла остаться здесь, но заплатила за меня, чтобы я жила... Айс, мне не по себе от этого. Чем я отвечу ей, Айс? У меня ничего нет, чтобы дать ей взамен.
- Просто будь хорошей, - игриво ухмыльнулась Айс, отвернулась от меня и принялась повторять мантру.

Я посмотрела на небо...Томная дева с пятнами от слез на лице, над Говардханом поднималась золотая луна.