О преданном служении, свысока Опции

[Бэд Лама]

Высокомерие и снисходительность - качества, которые запечатлевают в памяти люди, расстающиеся с групповым преданным служением. Полностью бескорыстная самоотдача чему-то, что никогда не было родным, вокруг чего все вокруг тебя скачут в самозабвенном экстазе - если ты все-таки согласился вовлечься в это действо - подобна изнасилованию души. Не лежит душа к параферналиям всеобщего веселья и счастья, а хочется, хочется чего-то глубокого и приносящего радость, и вот принимаешь этот восхитительный балаган с надеждой - ну может быть не сейчас, но немного погодя, ну как-то проявится среди всего внешнего то, что станет родным и уже только своим, несомненным.

Любые сомнения приходится подавлять - и не потому, что кто-то за них накажет, хотя конечно понятно, никто от них не будет в восторге. А потому что сомнения выглядят очень глупо - ты вдруг обнаруживаешь, что сам добровольно соглашаешься на это изнасилование - день за днем. Вот, пожалуйста: двери храма открыты, выход свободен. Стоит выйти на свежий воздух, на просторы сансары - и все сомнения тут же станут неактуальны, разлетаются они как птицы, и ты свободен делать дальше, что пожелаешь. Можешь даже Кришну с собой прихватить и говорить всем, что у них там Кришны нет, а он только есть у тебя. Что они там все только прислуживаются, а ты гордо пошел по-настоящему служить. Но надежда гонит снова в это общество, и попытки оправдать свою слабость натыкаются на стену непонимания тех, кто освоился. Те, кто освоился, смотрят свысока, с трона своей убежденности и цинично напоминают, что двери открыты всегда, и для входа, и для выхода.

Глупо пытаться развеять сомнения о своих моральных комплексах человеку, идущему на свингер-вечеринку и спрашивающему, а хорошо ли это все тут. Религии основаны на инфантильном и безответственном позыве переложить всю ответственность за свою жизнь на высшее существо. И хороша та религия, что безжалостно выкорчевывает эту склонность без анестезии. Кто-то приходит и думает, что мораль должна быть вот только такая, а оказывается бывает и иная, и странно с ней спорить, если ты уже её принял вместе со всеми. И тогда виноватыми оказываются просто люди. Они такие негодные, потому что ты с ними связался. И вендетта ушедших становится не менее беспощадной, чем самодовольство освоившихся, правда, вендетта ограничена рамками реабилитационного центра под названием форум хари-катха. Вот - говорит вендетта - посмотрите, это все у них не работает, людишки-то вон какие гнилые, значит правильно я тут сижу и на них всех смотрю свысока.

Преданное служение делает совершенно сфокусированным и четким я-мне-мое (I-me-mine) Джорджа Харрисона. Всё, что кажется своим - в фокусе действий не для себя. Можно обнаружить, как местоимение “я” превращается в такое же малозначимое обозначение, как и “это”, “то”, “оно”, “такое”. Ничего собственного. Здесь - вот такое “то”, а там - еще какое-то “то”. Например, “я набираю этот текст”, “я пью чай”, “я смотрю в окно”. Только действие. В фокусе внимания нет ничего, что бы переносило признаки “это” в иные ситуации. Например, “я совокупность впечатлений”, “я никогда не рождался”. Только осознание каких-то признаков отличия. Как значки на экране отличаются друг от друга, так и “я” в разных ситуациях - только различные склонности и привычки. И таким образом ничего сакрального не переносится из момента в момент. Только осознанность. И никакие идеи не приобретают особенного значения, ничего особенного, все в своем контексте. Как буквы и значки на экране - ни один из них ничуть не важнее остальных. И тогда если что-то становится значимым и цепляет, это легко заметно.

Практика подобна прописям в школе. Нужно научиться рисовать буквы аккуратно, и ученик вновь и вновь учится их выводить на бумаге. Вновь и вновь самые обычные дела, которые делают все, становятся преданным служением. Просто благодаря осознанности - это для тебя, дорогой (дорогая). Преданность концентрируется на том, что дорого, что мотивирует к практике, распаляя решимость до белого каления. Такой мотиватор бывает непросто найти, но он является отличительным признаком самоотверженной практики.